<<   Морозов М. А.  "Мужской взгляд" на деревенскую традицию

1. Дядя Миша.

Не чай вкусный, а вода вкусна.
(Иван, сын дяди Миши)

 

На краю деревни в отцовском доме живет пожилой мужик Сафонов. Для местных женщин он Михаил Васильевич, а в непринужденной беседе и вовсе Миша Сашенькин. Сашенькин – потому что по деду, «по старикам пошло».  Дедушка  Михаила Васильевича был материным любимчиком, и до зрелого возраста именовался ею «Сашенька». Секретов на деревне нету, а традиция сильная. И вот уже несколько поколений Сафоновых безо всякого стеснения несут отголосок имени пращура. Соседи-мужики (по мнению Сафонова, сплошная молодежь, «лет по писят») почтительно именуют его Михаил Сафонов. «У Михаила Сафонова-то дело было…».  Я же с «Михаила Василича» в первый день знакомства перешел на «дяа Миша».

Он живет в двухэтажном рубленом доме на первом этаже, совмещая кухню и спальню. «На втором-то этаже у меня: О!», только после инфаркта («рот крепко свело») подниматься-спускаться тяжело. Да и незачем. Многолетнее вдовство совершенно не заметно: кровать заправлена (хотя часто «койку мнём, что делаем!?»), дорожек нет, но выкрашенный пол подметен, сам хозяин в застиранной и древней, но чистой рубахе. А «к чаю» куплен в магазине свежий хлеб, вареная колбаса и карамель. Мало того. Дядя Миша печет в пече оладуши из творога. Подобно женщине ворчит, что в прошлый раз были удачнее, но с вареньем и эти «пойдут». А еще насолил капусты, («Попробуй-ка, Максим, капусты!») да гораздо перебрал уксуса, тоже ворчит, но я ем: «терпимо!» «Не пей на порозно» - значит не пей голью, пустой чай. А чайник всегда под парком… - в общем, радушный хозяин. В довершение, заваривает и пьет шиповник – жара. Подобной домовитости позавидует любая баба.

А откуда? Родился в 31 году («Мы большого-то не застали») в Кимже, отец ушел на фронт, а в 45-ом Миша схоронил мать. В поле, за деревней. «Там могил-то тридцать пять было!» (Сафонов считает подобное кладбище большим). Он и две младших сестры остались с дедом и бабушкой. Детство и юность под стариковским началом вселили уважение, даже нет, почитание всего «былого» и «стариковского». Часто в наших беседах про политику, про первую соху в Кимже, про прозвища, наконец, дядя Миша кричал: «Ведь это от стариков пошло! А теперь?! - Теперь все нарушено…» Он и вправду, немного похож на бабушку, со своими оладушами, вареньем и мягким хлебом…

Вернувшийся с войны отец жениться второй раз не стал, зажили вместе. Ребята наперебой делились нерадостными впечатлениями военного деревенского быта, своими открытиями, что есть съедобного в поле, лесу, на болоте... Отец по большей части слушал, о службе говорил мало, «о войне-то он большого не рассказывал». (Служил Василий Сафонов недалеко от дома, в Архангельском порту, принимал «ленд-лиз» от союзников).

Сам дядя Миша не служил, «Мне некак было – у меня старики». Поступил на работу в колхоз трактористом, до пенсии так и проработал, за рулем. Успел два раза жениться («Почему первая-то уехала? – «А чего ей тут…»), стать отцом двух сыновей и дедом многочисленных внуков. Младший сын, Саня, в райцентре, старший – Иван, живет по соседству, держит лошадь, а невестка помогает дяде Мише по дому.

До последнего момента, пока совсем не сдал, ходил «с напарницей» на рыбалку. Надо отметить, что «напарница» эта приезжая, из Томской области, тоже вдовая, лет на 20 младше дяди Миши, мать 7 (!) детей и не прочь гульнуть в субботу с соседями под бражку с похабными частушками и пляской. Когда у двери Сафонова палка (верный признак отсутствия хозяина в Кимже) это почти всегда означает – дядя Миша на бесёде у рыбачки Колпашниковой. Чем привлекла она моего героя – не знаю. Может быть, своей неповторимостью – в деревне больше женщин-рыбаков нет. Самое интересное, что теперь больного старика-отца («У него давленье крепко скачет...» - Иван) сменили сыновья. По очередности они составляют пару деревенской оригиналке. Общаются исключительно «на ты», а промеж себя  Колпашникову зовут Нинкой (Нина Валентиновна).

Михаил Васильевич выписывает районную газету «Север», радио отключил, т.к. не слушает, по вечерам (когда не в гостях) смотрит телевизор.

 

Совсем другое дело дядя Паша – Крупцов Павел Гаврилович, местный мужик 49-ти лет. «Молодежь», по терминологии М.В. Сафонова. Впечатление от знакомства с ним у меня до сих пор противоречивое.

Мы – я и 4 девушки - первый день в Кимже, вечер. На пороге пьяный, в рабочей одежде мужик. Поднимается в дом и, не знакомясь с первым попавшимся мной, просит видеть «старшего». Старшая Юля, девушка-выпускница. Ну, знакомимся, то да се, как обычно. Павел все более хмурится и заметно грустнеет.

Мы вдвоем. «Кроме тебя парни есть?» «Нету…» – говорю. «Они ночью придут… Они прознают, что девки приехали… они тебя, ой… сломают, как… было бы хоть двое вас… ты сразу ори, что есть мочи: Дядя Паша! Я тут, напротив живу… Я буду их бить».

Мне не по себе. Мало приятного. А вроде, утром знакомился с местной молодежью, веселые, доброжелательные, даже корректные парни. Правда, перчатки у меня с забора украли… ну так мы еще не знакомы были. И тут вдруг – СЛОМАЮТ. Побьют, то есть, вырубят.

Оказывается самые опасные – взрослые парни, особенно, кто после армии. Дядя Паша с ними не раз дрался. Их много, окружают, он их колом, а они его, а он их… Уверив меня, что «гости» точно придут сегодня ночью, Павел предлагает превратить дом в крепость.

Мне страшно, я вспоминаю все виденные деревенские драки – и в шутку и всерьез – девки играли там не последнюю роль. Замка в нашей крепости нет. Есть заложка, но ее с легкостью открывает даже Мишка – соседский пес-побирун. Крупцов оглядывает дом, как бы оценивая возможность длительной осады.

Идем делать замок. Деревянный. Из доски, то есть. Один конец доски упираешь в дверь, другой в стену напротив – просто и сердито. Паша руководит, замеры и пилёж осуществляю я. По пути дядя Паша поднимает настроение – рассказывает о прошлой драке, о милиции за десятки километров, о поломанных ребрах. На мое замечанье, что я занимался дзю-до, посмеивается: «Ну что это…» Конечно, какие приемы, – люди тут с кольями развлекаются!

А еще ему понравилась Юля. Много расспрашивал, говорил, что запал на нее. Только вот Юля сухо разговаривала с пьянущим соседом, а он списывал неласковость хозяйки на свой возраст. «Старый я, что ли стал?.. 49 лет, конечно. Но до этого всем нравился». Ладно, думаю, лучше защищать будешь. Щас всем вместе держаться надо. Смеркалось.

Попрощались, спать говорит, пойду, чтобы ночью быть готовым. По пути разгонял мальчишек, прямо как собак – приседая и рыча проклятья.

Я сидел на кровати и вспоминал родителей, мамину улыбку, когда раздался стук. «Началось…» Нет, продолжалось. Дядя паша принес топор. Так, для острастки, как последнее средство. Я спрятал его за печку и проводил Павла.

С дороги спалось хорошо, было спокойно. Павел переночевал в собственном УАЗике, уткнувшись головой в руль. Неподалеку, во дворе, жена Наталья, мальчишеского вида женщина, колола дрова.

По словам сестры Паши, Евдокии (она, кстати депутат с-с, завклубом, продавец в магазине и т.д.), он пьет уже 2-ю неделю. Евдокии стыдно, давно, говорит, не пил, у него это редко случается.

 

II.

Тропинка ко крутому берегу реки лежит через двор Павла. Посмотришь – до реки рукой подать, но подъем с ведрами по круче сразу испортил моё настроение. У дяди Паши насос. Нажал на кнопку, предусмотрительно подведенную на стену возле входной двери, – и полилась водичка. Крупцов разрешил пользоваться этим благом в любое время. Так же я мог брать любой инструмент и звонить домой по крупцовскому телефону.

Наверно, по пьяному делу в мозгу Павла отложилось, что я гощу в Кимже давно. Он уже на второй день махал мне рукой как старинному другу. Чувствовалось небольшое его смущение при встрече. Чтобы совсем не добивать мужика, о топоре я молчал. Мало ли. Мы и вправду были как соседи. Живя в деревенском доме, часто приходится выходить по разной надобности на улицу. Так несколько раз за день мы встречались с Павлом. Встретимся взглядами, он машет: мол, подходи, постоим, покурим. Рассказываем, кто чем занимается. Я говорю, что обустраиваю быт, перечисляю сделанные и предстоящие работы. Павел похвально кивает, когда я перечисляю взятые с собой в экспедицию пассатижи, веревку, гвозди и прочее. «окно надо выставить, жарко девкам. Дашь лестницы?» «Дак бери. Только она  старая. Гнилая вся». Ничего, и на том спасибо. Инициатором расставания в этих мини встречах выступает то Паша, то я. «Ладно, некогда стоять, пошел я» – говорю, «Ну давай!» – смеется Павел, натягивая тканевые перчатки.

У него двое детей. Старший сын Саня работает и живет в Мезени. Но приплывает по выходным на семейной лодке помогать отцу. Он покладистый. На следующий день после разговора, я все-таки захожу за лестницей. Крупцовы обедают. Спиной к двери, во главе стола – Павел, напротив Саня, вокруг дети, жена. Говорю: «Можно лестницы-то?» Можно. Она валяется в крапиве, действительно, старая. Тащу, ставлю, снимаю раму… и чувствую на спине неотрывный взгляд. Оборачиваюсь – стоит жующий Саня. Не надо ли помочь. Дядя Паша послал, прямо из-за стола! Не надо, спасибо, управлюсь. Не надо – а приятно.

Паша уже дед. Примечательно, что его дочка года на 3 старше его же внука. Так и ездят вместе на трехколесном велосипеде тетя с племянником…

Саня похож на Наталью. От Павла разве что характер. Молчаливый, работящий, приветливый. Однажды я случайно наблюдал, как отец отправлял сына в город. Они возились у лодки, Павел хлопотал, постоянно задавал какие-то вопросы Сане. Тот отмалчивался, даже не смотрел на отца. Паша обиженно, как-то даже умоляюще спрашивал: «Какой-то ты странный сегодня… Чего злишься? А? Саша…»

Вообще своих детей он любит: ласково делает замечания «куда полез?», катает на шее, иногда откровенно балуется. Те любят доброго великана. Хотя игрушками не избалованы: советский трехколесный велик, поломанная машинка, живой песик Тишка – вот, пожалуй, и все забавы детворы.

С женой ни разу не ссорился при мне. Голоса не повысил. Она, правда, и повода не подавала: приказы-просьбы выполняет, работает за мужика, хозяйство справляет. Она – сельская активистка, в хоре поет. Павел об этом говорит сухо: «В хоре выступает. С женщинами. Песни поют все старинные». Ясно, что для него это мало престижно – почти все адекватные бабы в Кимже участвуют в хоре. Наталья просто одна из. Если б не пела, я уверен, Паша бы заставлять не стал. Гораздо важнее Натальина работа по дому. С которой эта трудолюбивая женщина справляется прилежно. 

Саня уехал. Павел с Натальей отправились в лес за дровами. Наталья в прицепе. Возвратились к вечеру. У жены – хозяйство, дети, хор (она песни старинные поет). Дядя Паша пригласил меня помочь разгрузить телегу. Я удостоверил его, что занимался этим неоднократно и дома. Он снимает с рук перчатки и отдает мне. Залезаю в прицеп и подаю поленья. Он принимает и складывает в дровянике. Разговорились. Спрашиваю, «С рук, наверно, трактор брал?» Оказывается, да. После развала совхоза Павел решил продолжить работу на земле и заняться фермерством. Вот и выкупил у государства кой-какой сельхозтехники. Поначалу дело шло неплохо. Но чиновники приказали заплатить налоги осенью, в распуту. Павел поехать в город не смог. По суду оштрафовали на крупную сумму, 500 МРОТ. Но где наша не пропадала!? У дяди Паши знакомый в администрации. «Я понял, что тогда надо с фермерством завязывать». Задним числом. Далее он расказывает с особым смаком, как объегорил государство. «Она мне снова звонит: Крупцов! Я вам еще раз говорю, приезжайте в суд и оплатите штраф. А я ей, Людмила Ивановна, а вы у себя на столе посмотрите повнимательней. Посмотрите-посмотрите. Читайте, Крупцов Павел Гаврилович никакой не фермер, а обычное физическое лицо!» Обсуждаем, что в нашем государстве работа на земле – дело неблагодарное. Приустали. Дядя Паша объявляет перекур. Он действительно курит на пеньке, я сижу на борту. Теперь обсуждаем бензопилы. У дровенника штабель – штук десять ржавых бочек из-под соляры – Павел работал в совхозе трактористом, «ни разу горючку для дома не покупал! Это уж так,» – хвастается.

После работы он протягивает руку и шутливо-серьезно говорит, что мне объявляется благодарность. И приглашает искупаться. Я бегу за полотенцем. Возвращаюсь. Крупцов уже голый, в полотенце. Ждет. На руке татуировка: Дум спиро спэро. Оч-чень удивляюсь, перевожу в слух. «Молодец,» – говорит Павел. Это ему в армии сделали. «Кто как переводит…» А еще женщина груди, стюардесса, вроде. Тоже в армии. Хотели что-то другое, но вышла стюардесса.

Вода холодная. Вечер. Павел предлагает купание закончить. Идем домой босиком. «Ну ладно, давай!» «Ну, давай».

Мне было очень приятно работать с мужиком на равных. Редкие вечерние прохожие оглядывались, кто-то посмеивался над Павлом, мол, припахал гостя! Я, опережая и как бы защищая товарища орал, что взялся помогать сам, и что мне это в удовольствие. Но теперь я чувствовал себя полноправным соседом уважаемого в деревне человека. Раз помогаю – значит, не чужой человек, и не бездельник.

 

III.

Дом Крупцова отличается от соседских – одноэтажный. Приземистый, доской не обшит, о три окна. Единственный в Кимже, по моему наблюдению, не имеющий крыльца. Предваряет хоромы обшарпанная дверь, ведущая в сени. Имеется пристроенный хлев. Очень необычно было наблюдать дровенник, баню и сушилку для белья под одной крышей. Ничего подобного я не только в Кимже, но и вообще, в других деревнях не видел. Корова, теленок, овцы и курицы. И КУРИЦЫ. Больше в деревне домашней птицы ни у кого нет. А у Паши даже два петуха! Горланят себе. Соседи Крупцовых живут как в сафари: всю ночь петушиные крики, блеянье, мычание, иногда гавканье. Куриц не держат, потому что боятся поморозить зимой. Дядя Миша Сафонов говорит, что в холода куры живут под печкой. Правда, не понятно: сами жители плачутся, что зимы пошли не те, что на Новый год дождь. Дак заводите птицу, кто мешает? И в дом не надо, держи себе во хлеве. У Павла утепленный хлев с окошком – яйценосные зимой обитают там. Он прогрессист в этом отношении. В Кимже отчасти гордятся Крупцовым – у него у единственного куры. «А курицы в Кимже есть?» – «У Паши у Крупцова есть!» А старухи благодарны ему за баранину, которую он поставляет в сестрин магазин. Драгоценные килограммы расписаны заранее и чтобы всем досталось.

Как-то не заладилось в этом году с сенокосом. Не начинали долго почему-то – и прошла ясная, жаркая погода. Павел собрался было, но захватил последние 2 дня вёдра. В итоге трава сгнила скошенная, и даже повернутая. Сенокос у Крупцовых далеко за деревней. Не совсем ранним утром (Ох, клинет, небось, эту «молодежь» Миша Сафонов!) я иду к насосу за водой. УАЗик уже выгнан, дети в машине, Павел торопит жену. Едут. Водитель, конечно он лихой. Однажды я гулял за деревней, оглядывал кладбище. Запыленный внедорожник пронесся в сторону дома как на пожар. Помощников Паша не нанимал. Дожидался «больших» выходных сына.

Однажды, во врямя вечерней беседы, Павел точил цепь на пиле. Я справедливо укоряю его с сенокосом. Он машет рукой и говорит, что вообще сена заготовил недостаточно.  Че, с ума сошел!? «Докормлю, пока будет, а потом уберу. Ты посмотри, на что Наталья у меня похожа стала! С этим хозяйством…» По расчетам, сена хватит до середины весны, может, до апреля. Так что в холода скотину решат. Всегда немного грубоватый, немногословный по отношению к семье, он очень жалким кажется в эту минуту. Павел чувствует свою вину, якобы он довел жену до подобного состояния. Хотя сам вкалывает непокладая рук… Какая-то глобальная ответственность, ответственность «по большому счету», за жизнь семьи - каждого из её членов –  говорила в нем. И чем брутальнее и неотесаннее мужик, тем трогательнее слышать такие слова от него.

Однажды Павел обмолвился, что батюшка хочет сделать его дьяком. Сам батюшка приезжает в Кимжу только по надобности: на службу, праздник или по личным приглашениям. Павел особо не распространялся о предложении, но самодовольно улыбался, мол, заслуженно, действительно, я подхожу. Я однажды видел его в молельном доме. Причем, это был будний день. Они с сестрой готовили Дом к приезду батюшки. Павел сидел на корточках и поправлял стоящую на лавке большую икону. Действовал он бережно, но уверенно, по-хозяйски. Весь вид его говорил: «Я не знаю, конечно, но так делают…» Он несколько раз повторял эту фразу. Дело было вечером, близился отъезд Павла в экспедицию на работу, но он оставил все домашние дела, чтобы приготовить Дом.

Павел уже много лет работает «на себя», занимается с-х. На охоту и рыбалку смотрит равнодушно – правда, хотел подарить нам старую шкурку нерпы. Несколько лет назад несчастное животное случайно попало в рыбацкую сеть. Скорее ради графы «и там был», Паша рассказал, что как-то давненько, случаем, рыбачил с мужиками на Белом море.

И вот раздается звонок. Телефонирует старинный товарищ Павла – крупный начальник. Приглашает в Коми, в геологоразведывательную экспедицию на полгода. Паша очень рад. Рад не самому приглашению, а тому, что его помнят, он востребован, что в экспедицию кого попало не берут! Он просит времени на сенокос. Дано 2 недели. Но вот вижу, идет, сияет: звонят, торопят!

Кстати, путешествие не первое, есть фотографии с прошлой командировки. Как-нибудь покажет. Думал я, что забудет. Нет. Иду вечером за водой – поджидает меня с альбомом. «Я же геолог! Геолог!» Еще при виде фото, где Павел в тракторе, зародилось у меня сомнение. Ведь образование нужно, опыт, а не 1-2 командировки. Хотя… И действительно, потом его же тетка, Татьяна Андреевна Паюсова, вздыхала: «Какой он геолог! Трактористом! Трактористом там работает».

Семью оставлять жалко, но нужны деньги. Если Наталье будет совсем невмоготу, Павел разрешает прибрать часть скотины в холода. Вспоминаем куриц. «Одного петуха решу, пусть суп сварит на дорожку!» Не то, чтобы петух был ритуальным агнцем, а просто драться стал с соперником.

С местными мужиками Паша при мне не общался. Максимум, с зятем во время совместного сенокоса. Он никак не комментировал происходящее: не корил Аркадия за пристрастие к бутылке и безделье, Мишу Сафонова за общение с вдовой бабой, Дерягина за отсутствие жены и т.д. Павел никаким боком вообще не касался «мужицкого вопроса» в деревне. Конечно, мы застали последний день двухнедельного запоя, но и в это время он был один, без собутыльников. А позже его тетка Паюсова рассказала, что вывихнула руку, когда тащила Пашу пьяного. Какой-то праздник Крупцов отмечал совершенно в женской компании…

Пить ему совсем противопоказано: от отца передалась непонятная болезнь. Как выпьет лишнего – отказывают ноги. Не может идти и все! Вот и таскают: зимой – на саночках, летом – на себе.

Он деловой человек. Насос – вещь в деревне необходимая, жизненноважная. Шланг у Павла старый, трещит по швам. Обидно очень, когда с утра, прождав минут 5 у бидона, понимаешь, что двигатель работает вхолостую. Прорвало резину, и хлещут фонтаны по песку, по пожне. Но строго к обеду дыры залатаны, и ведра моментально наполняются водой.

Еще одна отличительная особенность Крупцова. Статный, высокий, с бородой, за работой на улице он невольно привлекает внимание, легко может окрикнуть соседку и та обязательно отзовется. Но случись вам зайти в дом, скажем, во время обеда, и впечатление противоположное. За столом тихий, сутулый, скромный человек, экономный в словах и движениях. Почему? Ведь я все тот же, жены или детей он не стесняется… Скорее Наталья обронит словцо, нежели Хозяин решит обернуться. Я не могу сказать, что Павел неприветлив. Напротив, мне разрешено беспрепятственно брать любой инструмент, звонить по телефону и прочее. Быть может, прием с прохладцей из-за того, что не все члены семьи одинаково знают меня. Действительно, с детьми я ни разу не заговаривал, Саня больше отмалчивается, только здоровается, а Наталья долгое время вообще была со мной на «Вы». Выходит, самый близкий мне человек – Павел. И то, знакомство недавнее, поверхностное, по принуждению соседства. Интересно наблюдать эволюцию отношения ко мне семьи в целом по мере углубляющегося знакомства с каждым членом в отдельности.

Я ни разу так и не осмелился заговорить с Павлом собственно о фольклоре. Несерьезно как-то, отношения не те. Мы – современные люди, я в леших не верю. Почему дядя Паша должен верить? На время экспедиции он заменял мне по меньшей мере дядю, а то и отца. Ну с какими глазами я буду у папы про чертей спрашивать? Не поймет, обидится, скажет, за дурака держу. Действительно, других тем навалом. Вот хотя бы бензопилы. У Паши «Грунье». Я о такой и не слыхал. У меня «Штиль» 30-й в деревне. Спорим, какая лучше. Или про УАЗик чего-нибудь разговариваем. Куда интересней!

Уехал Крупцов, не попрощавшись с нами. Со мной. Стало скучнее, ощущения те же, когда съезжает сосед, с которым еще ребенка крестили. Уже в Питере я написал письмо Крупцовым.

Далее я пересказываю со слов товарищей. Крупцов накануне отбытия повел сына и внука к обетному кресту за деревню. Их видели сидящих напротив распятия. Возможно, Павел, чувствуя религиозную ответственность, долг перед батюшкой наставлял сына глядеть за крестом. Еще вероятнее – просил благословения на дорогу. И чтобы Бог не оставил семью, пока Павел работает за тридевять земель. Как бы то ни было, заметив наблюдающих за ними Собирателей, Крупцовы удалились. Я не думаю, что это было смущение – Павел слыл в деревне «Богомолом» (так называли меня местные парни после моего визита в молельный дом и к его смотрительнице). Скорее, ритуал не занимал много времени.

 

2. Похороны.

Мать М.В. похоронена рядом со своим отцом на старом кладбище, «в поле, за деревней», потому что современное кладбище открыли лишь в шестидесятых годах. Одновременно с этим сельсовет запретил хоронить где попало.

Сафонов считает кладбище большим, насчитывалось около 35 могил. У каждого рода было свое место. Территорию в оградке отводили с запасом, - «Чтобы всем повалится».

На похоронах причитали старухи. Сегодня старух стало значительно меньше, поэтому часто плач, причитание заменяют на торжественное слово… 

Отмечается 9-ый и 40-вой день. На поминки приглашают своих родных, «Да старых кого-ле». Говорили на поминках «кто уж чего сумеет».

Кутьи не было, подавали рыбу, суп, мясо, кашу и кисель. И обязательно водка. На поминки допускаются все, включая молодежь.

Если умирал маленький, некрещеный ребенок, его хоронили на общем кладбище.

По умершему траурят, носят черное. Верующие траурят до 40 дня или до года. Некоторые обычай не соблюдают, могут петь песни и веселиться. Сафонов считает, что траурение – сугубо субъективно.

 

3. СКОТ.

Скот выгоняли в мае, как только появлялась трава. По реву коров хозяйки понимают, что пора выгонять. В колхозе: Пока корма на полях мало, скотину на ночь загоняют во двор. С приходом тепла, скот пасется круглые сутки. Доили коров прямо в поле. Домашних коров загоняют на двор каждый вечер, а выпускает утром хозяйка сразу после дойки. Вставали в 4 утра, поэтому  около 5 часов коровы уже брели по деревне. Пастух имелся только в колхозе, частный скот не пас никто. Все деревенские посадки были огорожены, поэтому скотина не могла повредить посевы. Коровы, овцы и козы были предоставлены себе и в поисках корма уходила из деревни. Животные переплывали реку и паслись в полях напротив Кимжи. Чтобы не попалив лес, был сооружен осек. Волки появлялись лишь осенью, но коров не трогали. МВ объясняет это тем, что волки предпочитали оленей, которых пригоняли на зимовку из тундры. «Олени отбиться не могут». Чтобы скотина не пропала, например, чтоб не задрал медведь, хозяйки читали особые молитвы. Но происходило это тайно. «Щас-то нету! Щас ни хрена нету!.. А раньше-то как!? Как не было?!» Загоняют скотину осенью, в октябре-ноябре. 

 

4. ПРАЗДНИКИ

О празднике Прокофьева дня МВ рассказывает с неизменным удовольствием, говорит, что посмотреть его интересно.

Отмечается праздник с давних пор, на него съезжались родственники и знакомые из разных мест. С утра веселые сидят за столами, пьют и закусывают. Обязательно поют старинные песни, коих сейчас не услышишь. Песни запивают брагой, которую варят женщины. Напитка – вдоволь, целые лагуны с кранами. Из крана – в братыню (кастрюля с носиком), а потом по стаканам.

За столом присутствует и молодежь, т.е. те, кому за 18. Дети не допускались. Если тепло, они под присмотром ребят постарше играли на улице. «Идите, бегайте, здесь не досадите. Ко столам не подпустят старики».

Приехавшие гости порой жили по два дня, ночевали у родных или знакомых. К вечеру в избах не оставалось никого. Компаниями ходили из конца деревни в конец с гармонями, балалайками и пели. Песни подхватывали подростки, теперь они «допускались». Из репертуара МВ вспомнил «старинные» и «частушки». Последние складывали сами, особой популярностью пользовались матюкливые. После закрытия клуба, к гуляющим присоединялась молодежь.

На улицу столов не выносили, застолье проходило в рамках дома.

В каждой деревне свой церковный праздник. Положено ездить на эти праздники по деревням. МВ утверждает, что там очень интересно: «Пьёшь да поешь!» А еще плясали. Сейчас подобные танцы увидишь только в старых фильмах: танго, круговяк, фокстрот.

Старики остаются дома, «чего-ле» вспоминают и делятся житейским опытом.

Из еды на празднике пироги, шаньги с крупой («крупяные») и ягодами (брусничные, черничные). «В рот ведь возьмешь, дак шаньга-то масляна, вкусная». Особое блюдо – Кулебака – запеченная в тесте рыба. У каждой хозяйки свое меню. Поэтому съезжие праздники были особенно интересны для деревенских кулинарок: рецепты «перенимались».

Других летних праздников МВ вспомнить не мог.

Раньше на Прокофьев день женщины надевали сарафаны. Обязательно была в деревне хорошая швея, которая всем и «нашивала». Платки и шали покупались в магазине. А у мужиков «какой-ле костюм и рубаха». Для праздника имелся особый наряд. «Ведь если старик имел костюм, дак он и до смерти в этом костюме». Если у мужика два костюма, он считается богатым. На голове непременно кепка.

Продолжается праздничное действо строго два дня. «Не перепивались», ведь праздник для веселья. Пить некогда, да и старики не дают.

Другие христианские праздники назывались «божественны». За календарем следили старики. «И сами в руки «лопатки» не возьмут и молодежи не давали. Зато «в таки дни хошь круглы сутки хлопают».

Подобием праздника всегда был выходной. Уже закроется клуб, но ребята делятся на группы и с гармошками, с балалайками гуляют по деревне.

 

5. МУЖИКИ

Мужиков в деревне мало, да и кто есть – все «молодежь», под 50 лет. Двое постарше, им 70.

МВ осуждает пьянство и рассказывает про местного мужика Павла. У Павла особенная болезнь, перешедшая от отца – как напьется – отказывают ноги. И вот жена, а то и вместе с родственниками,  тащат его с гостей на салазках домой. МВ не понимает: «Зачем пить?»

МВ ходил 4 года в Белое море за семгой. Сдавали государству. По его словам песен там не пели – «Каки в море песни!?». А вот анекдоты травили, только МВ вспомнить ни одного не смог, хотя смеялся: Этого было, было!

А еще был в деревне мужик, который давал сыновьям необычные, «немецкие» имена. Карл, Воля, Октав, Лев, Вольф. Митькин Октав Николаевич… Октав в деревне почему-то сразу переделали в «Таго» и даже в «Тапок». Это равнозначно было. Сейчас все ребята имена сменили, Воля, например, стал Валентином.

А еще был такой Коля – родоначальник Сохниновых. Он «произвел» в деревне первую конную соху. МВ не знает, сам ли тот мужик соорудил соху или позаимствовал чертежи, но «когда деревня-то организовывалась» соха была только у этого Коли. И теперь «Там скажут, у Маньки Сохниновой». А вот почему паша Крупцов – Паша Касья, объяснить мне не смог. Горя Крупцов – потому-то Горя это сокращенное от «Георгий».

 

6. ВЕРА

МВ живет напротив церкви. В детстве, набожная бабка водила Сафонова на утреннюю службу. Народ обязательно посещал церковь по воскресеньям. Особенно много людей собиралось в церкви на «выдающиеся» праздники: Рождество и Троицу.

Наверно, поэтому с неподдельным горем рассказал он, как несколько лет назад приезжие люди воровать иконы. Сначала залезли в нежилые дома (по традиции иконы к Красном углу оставляли даже после переезда), а потом «всякими путями» обманывали старух и покупали, а то и попросту забирали старинные изображения. Воровали, как и положено, ночью.

На берегу Мезени стоит большой крест – распятье с вырезанной фигурой Иисуса Христа. Крест содержит надписи на старославянском языке.

Ко кресту обязательно все ходят овещаться. Там никто не похоронен, его поставили очень давно старики, чтобы молиться Христу. На веку МВ крест падал, и он, колхозный тракторист, поднимал крест с мужиками на тракторе.

МВ вспоминает случай из далекого 1939-го. На берегу возле креста местные мужики катали лес в штабеля. Один из них (к слову сказать, отец верующей Ангелины Михалны, смотрительницы молельного дома) отрубил топором головку и руки на распятье. Отрубленное выбросил в Мезень. Но течение не унесло голову и руки, а прибило к берегу. Восьмилетний Сафонов, маленький свидетель случившегося поспешил рассказать все верующему старику. Тот выждал время и прибрал голову. А после приклеил ее на клей, т.к. прибивать, говорит МВ, - нельзя. «Гвозья не принято». В Войну тот мужик подорвался на мине. Даже кусочка тела найти не смогли.

МВ гордо заявляет, что говорил Ангелине Михалне: это твой отец отрубил на распятье голову и руки, я хорошо запомнил!

За крестом ухаживает определенный, верующий человек, сегодня это Ангелина Михална. Полотнище с креста не снимали пока не выгнеет. Нынешние батюшки наказали чаще менять ткань. Старое полотно закапывают в землю, оставляют только свежее. Крест высокий, но со всем справлялись женщины: «Они и вешают! А чего? Че особого-то?!»

 

7. АРМИЯ

Две причины не позволили Сафонову служить в армии: во-первых, «у меня старики одни осталисе» – это главная причина, по мнению МВ, во-вторых, работая на лесозаготовках в сильный мороз он «застудил железы».

Оба сына МВ служили, поэтому об армии он знает хорошо, но понаслышке.

Служба в армии служила водоразделом между ребячеством и взрослостью. Парень 18-20 лет считался взрослым.

Повестку дают за неделю-две. Проводы – это гульба, песни, алкоголь. Причем особенно «крепко» гуляли до войны. Шли в армию охотно.

Парень с друзьями гуляли весь срок перед отправкой. А на отвальную мать готовила стол. Собравшиеся пели частушки, тематические, грустные песни.

В день отъезда провожали всей деревней, к дороге выходили старики.

МВ говорит, что пели песни, кто какие знал, благо наскладовано много. Но очень нравились всем «матюкливы». Петь матюкливы он не решался, т.к. понял, что я записываю. Долго вспоминает частушку, пропоет две строчки и обрывается. Далее следует мат («Ох, блядь, матюглива! Ну ей на хуй…») и слова, что с матюгам петь неудобн6о. «Все для смеху!» Особенными матерщинниками-остряками парни становились когда на встречу их компании двигалась группа девушек. «Тут-то о-ё-ё-ё!» но девки могли ответить так, что и язык прикусишь! «… в ответ, они загнут так дак!.. Мы их прочесываем, а они уж мужиков прочесывают». Этого не могло случится днем, но вечером молодежь становилась вольнее. - «Вроде так вот днем, идешь, вроде, ничего. Тихи вот так. А вечером да все». А  кто повзрослее, – отделялись парочками.

Когда в армию пошел,
Прощаться к девушкам зашел.
Девушки-голубушки,
Не обижайте любушки.

Поиграй, гармонь моя,
Сегодня тихая заря.
Сегодня тиха зоренька,
Услышит чернобровенька.

Погулям, ребята вместе,
Вместе водочки попьем.
Табачку вместях покурим,
Во солдаты жить пойдем.
К тем матюкливы песни поют.

 

8. СЕМЬЯ

Семья МВ была под стариковским началом вплоть до смерти деда и бабушки. А оба дожили до 80-ти годов.

Но в главенстве над хозяйством старуха уступала старику.

Когда в семье все «наженилисе», дед построил большой двухэтажный дом, потому-то «всем надо отдельно. У всех дети стали». Но дед пошел дальше – со временем он помог отделиться молодым: построил «низменны» дома. Низменный, да свой.

Если у твоего ребенка есть ребенок – ты дедушка, считает МВ. Сколько бы ни было лет. Причем «дедушком» тебя могут называть только близкие люди.

Если тебе за 60 – ты престарелый, можно называть дед. Но знакомые зовут по имени. А компанию мужчин разных возрастов можно именовать по-разному: вот ребята стоят, или вон мужики!.. Если Сафонов не знает имени и возраста продавщицы, он называет ее «девушка». «Надо немножко изворотиться». А она сознается: «Я уж не девушка, у меня уж у девушки есть девушка! А другая и не сознается». Стерпит…

Между собой знакомые мужики называют друг друга по имени: «там, Сашка ли, Мишка ли», а обращение ко всему коллективу: «мужики! Вы куда отправились?»

То же самое касается женщин. Они и бабы и женщины. «Кто как позовет».

 

9. СВАДЬБА

На свадьбу приглашали родных и знакомых даже из других деревень. Распространенную присказку «Гуляли всей деревней!» МВ опровергает. Собиралось по шестьдесят-семьдесят человек.

Если гости не умещались в одной избе - гуляли в двух. Пускали соседи.

У МВ «такой большой свадьбы не было. Время-то еще тако было…» Он выбрал местную девушку: «Подружились, сговорились, да сошлись»

Свататься ходят родственники. Парень зовет или хрестного или отца, или мать. Идут в дом к невесте «двоима-троима». И говорят с порога отцу невесты: «Мы к тебе пришли у тебя на невесту посмотреть. Была особая поговорка. Хотим, знакомство поиметь да к себе прибрать». А отец отвечает: «Мы не против, пожалуйста, милости просим. Если сказали – они идут через матницу. А потом, если согласье ты дал, они уже переходят через матницу. Садятся». Садятся не за стол, а просто на лавку. Заводят разговор. «Мы пришли, у нас вот этот жених, у тя невеста, вот давай. Отец и спрашивает: ты там, Дунька, аль Манька, ты согласна идти аль не согласна? Она: да, тата, я согласна. Или там, папа. Татой тогда тоже звали девки. Согласна – тогда все. Я тоже согласен. Родители хороши. Он уже знает. А другой раз, есть и некоторые запрещают. Родители худы, – девку не отдам. Все. Ответ короткой. В глаза, это он еще тут скажет. Девку я вам не отдам, потому что вы сами плохие люди». «Плохие» - это значит либо бедные, либо пьяницы, но скорее всего – «худоумы», с плохим характером. «В деревне всех знают - Кто как чем дышит». Если получено «добро», намечают день свадьбы. «Все, завтра или после завтра мы, давай…» Свадьба проходит в доме жениха, поэтому невесту нужно забирать из родного дома. Забирали отец, мать или божатка. «Придут, немножко посидят, выпьют, поговорят». В Кимже невесту вели пешком. У жениха уже ждали накрытые столы и ждут гости. Гости – те, кого вздумают пригласить жених с невестой. Свадьбу приходят посмотреть «прихожане из деревни» На повети посмотрят как пляшут, как поют и потом уходят домой. Поглядеть ходили обязательно все». Прихожан обносят вином на повети, но за столы не пускают.

На второй день (по мнению МВ) то же самое, что и на первый: разговаривают, поют и пьют. Старшие на второй день не приходят – дела. Можно ожидать лишь молодых.

Подарок на свадьбу обязателен. Можно сложиться с товарищем и купить нужную для хозяйства вещь. Можно посуду. Неплохо – деньги. Их молодые израсходуют по своему усмотрению.

После свадьбы, если имеется возможность, новобрачные живут отдельно.

Строго по разрешению родителей («А как же?») и совершилось бракосочетание. Действительно, судя по рассказу МВ все прошло скромно: «своих тоже пригласили, столы поставили, посидели, погуляли тоже да и все». Расписывались в сельсовете. К моменту приезда молодых было приготовлено застолье. Свадьба длится по представлению МВ день-два «само большо». Про воровство невесты, выкуп и прочие забавы МВ слыхал, но «много я не застал. И не знаю».

Кража невесты – для смеху. Она все знает. Жениха специально отвлекают во время танцев, отзывают в сторону. «Все подговорено». Даже если жених угадывает «злой» замысел, он не подает виду. Выкупает дружка, то есть «закадычный дружок» жениха. Иногда дружек двое. Выкуп это деньги или вино. «А потом смеются. Все – выкупили». Вообще-то дружки должны охранять невесту. И только они «отшатилисе маленько» - невеста украдена. Воровством занимаются молодые ребята.

 

10. МАГИЯ

Факта гадания в деревне МВ не отрицает, но опять же говорит, что  «мало этого застал» и «к этому не касался». И вообще все это бабское, женское дело.

Ссылаясь на старух, спрашиваю о нечистой силе. Оказывается, леших и водяных нет, по крайней мере, за 70 лет Сафонов не видел ни одного. И никто не видел, утверждает МВ. Это раньше думали, потому что ученых не было. А теперь доказано, что это «человека затуманит своя голова». Если человек умеет ориентироваться – он никогда не заблудится. Но вот кто раньше верил в лесовика, те без благословенья не пойдут. Всегда крестятся и молятся. Или перед лесом, или дома.

Здесь, возможно, моя ошибка: я сослался на малоавторитетный для МВ источник – на старух.

В новое жилище домового не перевозят, он уже там. Есть дом, есть и домовой. Вообще «его никто не видал». Видят только ласку, а это, по мнению МВ, то же самое. Ласка – «зверек, как горностай», живет в лесу.

Если в деревне люди повздорят, могли и корову упрятать: слова наговорят и скотина пропадает в лесу или в пропасти, например, оказывается в погребе заброшенного дома.

Самое интересное, что корова не подает голоса, а замычит, только если ее начнет разыскивать «знающий» человек. Если знахарь хороший, животное не только подаст голос, но и сама придет домой. На памяти МВ всех потерявшихся животных находили.

Однажды корову не могли найти 2 недели! «Голос подала – еле жива…». МВ сказал, что средства обезопасить животное есть, но не назвал ни оберега, ни заветных слов.

Была у Сафонова тетка. Поссорилась с соседом. И старик на вред заговорил корову так, что маленький Миша не мог угнаться за ней, чтобы возвернуть домой. Знающий человек помог возвратить скотину.

После инцидента корова не болеет и живет долго, как и остальные деревенские коровы.

Есть слабые знающие, есть сильные..

Может вдруг взбунтоваться и лошадь. Однажды на сенокосе конь оторвал веревку на коновязи «разбежался и винтом убежал  лес». Пропал. Местные, кимженские, знахари возвратить лошадь не могли. Пришлось хозяину ехать в другую деревню к знахарю посильнее. Заплатили этому старику. Тот отправил домой со словами: «Поезжайте домой и не беспокойтесь! Жеребец придет сам. Завтра он будет у вас во дворе». Действительно, в обед следующего дня весь в поту скачет к воротам конь!

Вообще спрятать могли любое домашнее животное, овцу, например. «Это на вред делают!» После ссоры злоба затаивается, вида человек не показывает. Но в скором времени скотина теряется. Всем очевидно, кто виновник пропажи. Но причину ссоры знают немногие: «Ну кто про нас с тобой знает, что мы поссорились!? Кто знает-то? Только твоя жена, а больше никто не знает».

Знахарь получает заказ и вознаграждение. Заказчик не присутствует при колдовстве.

«Сила» передается сыну или внуку. Если «сила» не передана, знахарь тяжело умирает. «А так он, знаешь, бьется, бьется, бьется. Не может умереть и все». Чтобы ему помочь, снимали охлупни, т.е. сдвигали в сторону коньки с крыши. Сдвигают князек родственники или нанятые ребята.

Знахари могли навредить и непосредственно человеку: оприкосить, или сглазить. Причем сглазить можно и случайно – «только посмотреть и все. Как гипноз».

Был раньше сосед – старик. Ходил он в гости к деду МВ поговорить. А под кроватью жил в коробке слабый ягненок, его выкармливали молоком. И дернуло ягненка выбежать из-под койки!.. Старик его оглядел, а потом ушел. Ягненок пропал! Смотрят, - лежит, растянулся, «как мертвый».  Решили, что подавился картошиной. На счастье, жила в доме тетка –  она догадалась, что приходивший Василий Ильич сглазил овцу! Зашла в солнушу, почерпнула воды из кадки, возможно, прочитала молитву («Набожна была»), перекрестила кружку, набрала воды в рот и брызнула в глаза ягненку. Он тут же ожил! Забегал…

МВ считает, что приходивший дед не со зла одумал ягненка. Просто посмотрел и подумал, что хорошая овца бегает. И все.

Так же не со зла могут оприкосить и людей. Именно поэтому нельзя до года, а то и дольше не показывать детей. Если оприкосят ребенка – он «выревет у тебя сутками». А у взрослых может заболеть голова, «ты какой-то неживой. Пойдешь – все болит». Избавиться от оприкоса можно. Но лучше предохраняться булавкой, приколотой к одежде. Избавить от симптомов оприкоса может любой человек – достаточно набрать в рот воды и в глаза «фыркнуть» чтоб ты вздрогнул. И вялость проходит.

Далеко за примером идти не стоит. Первая жена МВ, городская женщина, пошла раз в магазин. Оделась красиво. «Она расфуфырилась, пошла, едрена мать! А в деревне в деревне ведь как попало бродят!» Пришла из магазина. Сначала почувствовала сильную головную боль. Потом легла на койку и «вся раскисла», вся ослабла. МВ  сразу догадался, в чем дело. Он перекрестил кружку воду, «фурнул» в лицо жене. «Ты не с ума сошел!? Я говорю: ничего особого».

Сначала МВ утверждал, что сглазить может любой человек. Но потом заявил, что занимаются этим жадные и завистливые люди. «Больше-то которы черны люди. Ну не белы. Белы люди, те ни так прикосливы, чем смуглые. Смуглы-ти…Чернотропы! Да. Смуглы. Старики те, блядь, как цыганята тоже были»

Кто мог оприкосить жену МВ не знал,и даже узнать не старался. «Бог его знает!»

Были и любовные привороты, о которых МВ слышал от стариков. Если вздумала девушка овладеть парнем, она запекала в пирог «месячное», т.е. кровь. Парень приглашался на пироги… и она овладевала им. Но избавится от ненужной любви парень может. Как? – МВ не объяснил.

 

Вывод

Теперь обобщу изложенные сведения. Михаил Сафонов – старейший мужик в Кимже, проживший жизнь в родной деревне. Непростая судьба, военное детство, вся жизнь в работе. Патриархальная семья. В связи с этим безоговорочное почитание стариков, культ «старой» жизни.

Он с неодобрением относится к современной молодежи: спят долго, скотину поздно выгоняют. С сенокосом медлят, а погода не ждет. И действительно, при нас была пропущена неделя теплой, ясной погоды. Собравшийся, наконец, мужик Павел сгноил покос, т.к. на второй день его сенничанья полил дождь…

Зато, одобряет любовь молодежи к старым песням, частушкам и даже гаданиям на любовь.

В деревне разорение, все нарушили, везде запустение. Нет колхоза – нет жителей.

Деревенский интеллигент, он пытается объяснить необъяснимое с помощью науки и знания.

До седых волос остался верующим человеком. Осуждает пьянство, воровство. Переживает, что не может идти пешком на кладбище – грудь зажимает.

Приветлив к гостю и хлебосолен.

По возможности помогает сыну с сенокосом: снабжает бригаду мисками и ложками.

Мужик на празднике – веселый частушечник-гармонист, порой матерщинник; в новой рубахе и неизменно в кепке. Он не пляшет, а танцует, приглашает девушку закружиться в танце. Гулять – так гулять! Всю ночь.

 В армии не служил – это скорее оправданный грех. На вопрос о собственной службе заготовлен ответ с оправданием. Обоих сыновей проводил в солдаты.

Мужик-отец-дед в его понимании должен построить 2 дома: один в молодости себе ,другой сыну  в старости, когда тот женится.

Строгая субординация внутри семьи.

Скотом как хозяйством занимается хозяйка-женщина.

Похороны – обязательный, но субъективный в исполнении обряд. МВ приверженец традиции.

Несколько человек в деревне обладают силой в той или иной степени. МВ не осуждает применение силы в личном конфликте. Все равно, на каждый яд найдется противоядие.

На людях МВ скромен, не позволяет лишних слов. В проверенной компании возможно и крепкое словцо.

Для самодостаточности мужчины полезно иметь охотничью избу в лесной глуши. Это хорошо и тем, что избу можно оставить сыновьям.

Мужчина вполне может обойтись без бабы, – кричит хорошо налаженный быт вдовца Сафонова.