<<   Кадикина Ольга.  Добренькая такая женщинка, такая богомоленная

"Уж на Бабу-Ягу похожа, такая - вся в морщинах, такая вся какая-то неухоженная, за собой, наверное, не смотрит, <...> чем-то она отталкивала нас от себя" (1985, ж.) [1] - таким образом отзывается пятнадцатилетняя информантка о деревенской колдунье. Связь этих двух материй - фольклорного образа, с одной стороны, и социальной роли, с другой - представляется нам не случайной. Собственно, отправной точкой наших рассуждений послужила следующая мысль В. Я. Проппа: " <...> многие из сказочных мотивов восходят к различным социальным институтам" [2]. Если это верно в отношении единицы развертывания сюжета, то в случае, если речь идет о персоне, нам представляется целесообразным присмотреться к социальным ролям. И, соответственно, исходя из предположения, что традиционная культура - не пережиток, а актуальная и на сегодняшний день реальность (естественно, специфическим образом организованная), нам представляется интересным проследить - как ложится этот фольклорный образ на те социальные контексты, в котором бытуют сюжеты; каким образом отражается эта социальная действительность в фольклорных текстах.

Тот контекст, который мы избрали в качестве материала нашей статьи - это магические знания и описания тех персон, которые ими владеют (описания, данные как устами представителей локальной традиционной культуры, так и собирателей). Ни для кого не секрет, что у любого фольклориста, отправляющегося в полевую экспедицию, уже существуют определенные представления об интересующем его фрагменте традиционной реальности. Были они и у меня (в данном случае - о ритуальных специалистах). Работа в поле в чем-то изменила эти представления, где-то скорректировала и расставила акценты. И, по сложившемуся у меня впечатлению, роль ритуального специалиста, как правило, разворачивается в двух планах - если допустимо воспользоваться такой терминологией - в образах Злой и Доброй старух (нашу статью мы посвятим последней). По крайней мере, в пос. Усвяты, где была записана большая часть материалов, такое разграничение прослеживалось достаточно четко.

Вообще, первым информантом, на которого нам указали сразу же после приезда, была Желудова Марфа Филипповна, 1918 г.р.: "Бабушка она такая - веселая, была три раза замужем, жалеет, что в четвертый не вышла" [3]. Относятся к ней слегка с иронией (она там и выпить любит, и поскандалить) - но, тем не менее, про нее говорят, что она помогает, "водичку дает". А кто-то ее и побаивается: "Ну вот, нас от школы отправляли вообще, сходить по каким-нибудь бабкам старым и взять какие-нибудь старые принадлежности, попросить для музея. И вот мы вот к этой бабке пошли, нам сказали, что там какая-то бабка старая живет, и вот мы к ней пошли, ну а там у нее лежала, мы к ней домой зашли, мы там испугались, там как-то темно, как-то ну как в каком-то погребе. Там на тряпках лежала какая-то ее сестра, наверное, самая старшая, у нее такие ногти были, загнуты такие, она так лежала, такая вся тоже в морщинах, глаз один закрыт, один открыт, страшно было, конечно, ну вот стали спрашивать <...>, а она как на нас закричала <...>" (1985, ж.). Марфа Филипповна гордится своей компетенцией в области магических знаний и совершенно открыто заявляет: "Я и сама делала. Колдовать", и тут же выдает тексты присушек, заговоров на воду, от рожи- И, с сожалением (про колдунов): "Не хочуть. Не хочуть передавать. Я хотела, чтоб мне передали, у мене была тетка, она мне сулила, сулила, а далек. И вот я туды ведь не могла дойти. А тоды она померла, мне дочка не отдала. Да, там книжка была, и в книжке написано всe на свете. И она ляжить и книжка коло боку. Мне не отдали. Я ходила, я ходила, как она была живая, и людей водила к ей, там, колдовать или помогать. А мне она сказала: "Отдам", а как померла, я и не знала. Похоронили, а потом дочка уехала в город и всe, я ее не уви.. и щас не знаю, где. Так она тут была может, хоть бы списала. А так-" (1918, ж.)

В то же время в этом же поселке есть совсем другая бабушка, персонаж не менее яркий. Начать, пожалуй, стоит с того, что таковой ее почти безоговорочно признают и односечане. О ней, о Марусе Чипельниковой (а зовут ее Марией Павловной, ей 68 лет), и о ее способности лечить ходит немало рассказов по селу:

"Она добрая такая женщинка, очень добрая. Она живет одна, у ней одна дочка, сын у ней погиб. И она с тех пор начала во это делать, людям помогать. "Я, - говорит, - людям как помогу - тода, - говорит, - мне даже силы больше придается. Плохого я не знаю, не делаю, а я хоро.." Действительно, она хоршее делает. Хорошее делает, молодец" (1927, ж.);

"Я обращалась к ней - очень болели зубы. И вот она - принесла ей водички, там через дорогу мама живет, рядышком, принесла водички, она сказала: "Ну подожди". Я пошла домой, она мне принесла, я попила, ну пила я, наверно, один вечерочек - все, у меня перестали болеть зубы. Это единственный раз, так часто я не обращаюсь. Но люди постоянно обращаются, многие приходят так вот к нейя обращалась к ней - очень болели зубы. И вот она - принесла ей водички, там через дорогу мама живет, рядышком, принесла водички, она сказала: "Ну подожди". Я пошла домой, она мне принесла, я попила, ну пила я, наверно, один вечерочек - все, у меня перестали болеть зубы. Это единственный раз, так часто я не обращаюсь. Но люди постоянно обращаются, многие приходят так вот к ней" (1954, ж.);

"Ну примерно я к ней ездила - и мне была помощь. Не мне, а моей коровке, в мое хозяйство была помощь. И она, не буду говорить, она не то, что хапуга - она деньги не берет, и она только с меня взяла, вот три раза я к ней, не, два раза я к ней ездила, и она взяла по десятке - "Я, - говорит, - свечек поставлю. Чтоб твоя коровка была здоровенькая, я поставлю свечки. А деньги мне за это не надо, это грешно". Она в церкву ходит, она в церкви даже работает. Она такая богомоленная. "И, - говорила, - как с сыном так случилося, и теперь мне даже церковь помогает жить" (1927, ж.).

На вопрос, откуда берут начало ее магические способности, и с какого времени Мария Павловна начала лечить - информанты отвечают по-разному: одни называют такой рубежной датой смерть сына, другие объясняют более прозаически: Помогать начала "недавно. Ну так вот - при этой власти. При советской нельзя было. Мама у ней умерла - так она эти молитвы забрала" (1927, ж.).

Сама Мария Павловна говорит о том, что начала лечить "можа, лет пять, вот так. Я знаю приговоры очень много. Ну как много... Я меня мама помогала от всего. Она и от испугу, и с сглазу, и от рожи, и от грыжи, и это самое, что она еще, и это самое от ушиба, и опущение желудка она лечила, и детскую болезнь лечила И потом что она еще - в общем, я не знаю, она была вообще такой, как врач. К ней в селе несли и детей, от криксу там, ну вот от всего" (1932, ж.). А семья у них была, по воспоминаниям самой Марии Павловны, очень дружной: отец - сапожник, много читал детям, мать хлопотала по хозяйству, четверо братьев опекали ее, младшую сестренку. Сама она окончила медицинское училище (кстати, это у них семейное, среди родственников очень много врачей, а один из братьев - доктор медицинский наук). "Работала медсестрой, работала тридцать семь лет, на пенсию ушла. На пенсии пять лет. Ну у меня семья состояла из двух детей, и муж. Муж умер три года тому назад. Сыну это самое, умер в 93-м году. Одна дочка в Ленинграде живет, а вторая вышла за военного - живет в Твери" (1932, ж.).

Несмотря на то, что мама Марии Павловны "помогала", она сама "долго это как-то не могла в себя усвоить, не могла себе вот уверить, что это помогается, что как-то... Уже замуж вышла сюда, вот это самое, приехала (О.К.: Мария Павловна - уроженка Брянской обл.), она приезжала, детей двое было, вот маленьких. Она бывало от испугу лечит. Я говорю: "Мам, тебе делать нечего? Ты все шепчешь и шепчешь-" "Детка, они ж пугаются: вот кошка прыгнет - уже ребенок спугается. Вот у них какя нервная система - они уже поддаются, и вот пугаются. А бывает же калеки от испугу, если не лечить - и писаются, - говорит, - и заикаются, и всяк бывает". Вот и лечит, и лечит. А я никак все" (1932, ж.). Отношение к лечению изменилось после следующего знаменательного случая: "Вот долго не могла уверить. И до того не могла, пока... Моему сыну был уже седьмой год. У родственников была свадьба, мы поехали в деревню, а ребята все остались, значит, с бабушкой. Вот, Галя была еще маленькая, на руках, у них разница в шесть лет, а Юра уже седьмой годик, перед школой. Ну на свадьбе, естественно, собралось там из городов много детей. И там кто-то обидел цыгана, цыганенка. Цыган схватил, эту самую, кол - и за ними. Мы в деревне, я ниче не знаю. Вот, уже потом выяснилось, что он Юру загнал туда, под озеро, и он говорит: "Мам, я даже не знал, куда мне - или в озеро бросаться, - представляете, с колом бег, цыган, - или что мне делать". Все рассыпались - а он за ним. И он сильно его напугал. Пошел мой парень в школу, стала температура. Я бы никогда не поверила, что от испуга может температура, можете себе представить? Температура, головная боль- Вот он отсидит это время, с утра, как случилось в обед, до этого времени, понимаете, так у него все вот. Урок, два отсидит - он не может, учительница отпускает домой. Бежит с портфелем, скорей ложится в постель, ложится, спит, такой вялый, кушать плохо кушал, температура, а я ж работала медсестрой - и медикаменты, и все, и врачи, и знакомые, я это, врач очень у нас была такая опытная, Лидия Марксовна, я - к ней. Она назначает там антибиотики, я даю, таблетки от головной боли. С утра - ничего, как только вот это время - так все, пых - температура тридцать восемь, тридцать семь и пять, вот такая вот. Она - к "ухо - горло - носу", здесь не было, мы - в Невель. В Невель поехали, а там студентов много было, приехали - температуры не было, а там, значит, рефлектор этот лобный, студенты - сразу у него температура, ему уже страшно стало. Мы - к "ухо - горло - носу", посмотрел и ухо, и горло, и нос - все нормально. В рентген кабинет - я в рентген кабинет, еще старая такая учительница бывшая моя, я в Невеле кончала медучилище, говорит: "Что мне здорового ребенка привели? У его ничего нет". Я говорю: "А что у него температура?" - "У вас, наверное, градусник неправильный". Я говорю: "Если б ребенок не болел, я бы и температуру не мерила". И он мне ничего не признает. И я, наверное, месяца полтора мучалась, никак. И он мне ничего не рассказал, что он спугался, понимаете? И я ничего не понимаю, мама далеко, это надо ехать мне больше, почти сутки, с пересадками, и потом обратно, и работа, и хозяйство, ну как- Потом идет его учительница, она здесь живет сейчас: "Маша, а что с твоим Юрой?" Я говорю: "Я и сама не знаю". Она говорит: "Он спугался. Иди, - говорит, - к бабкам". Я тода пристала: "Сынок, где ты так спугался?" Он мне все это рассказал, что цыган его так гонял. Такая у нас, до мамы далеко, да некогда, я свекрову подключила, я говорю: "Мам, сходи куда". А у нас старушка такая жила, Сорочиха все, Сорочиха. Она сходила, принесла водички, попоила его, помочила, а раз, и втрой раз. Даже РОЭ, пятьдесят шесть было РОЭ, я бы никому не поверила, что от испугу меняется кровь, анализ крови. Стал парень поправляться мой на глазах, уроки все отсиживает, и стал есть, и все нормально. Тода как поеду в отпуске, я каждый год ездила в отпуск туда, на родину: "Мам, давай я буду записывать, давай буду записывать молитвы, от испугу". Я так уверилась, что вот никакой вот теперь вот, никакой врач не вылечит, от испугу - только бабка, и молитвой. Только молитвой" (1932, ж.).

И теперь Мария Павловна "сама вот это самое. Многие, да, многие обращаются ко мне, и тьфу, тьфу, помогается. Молитва (от испуга - О.К.) очень большая" (достаточно пространный текст был воспроизведен наизусть):

Встану я раненько, умоюся беленько,
Пойду я вдоль по дороге.
На море, на окияне, на остров Буяне
Стояла злат камень.
Выходила Екатерина (это святая)
Прошу я вас, молю я вас,
На что ты меня просишь,
На что ты меня молишь,
На то я вас прошу,
На то я вас молю,
Берите свой каменной лук
И выбивайте лихое лихо
Спуги, переполохи,
И быстрые уроки (бывет, что быстро, как улекнется)
С буйной головы, с ясных очей,
С хребетных костей,
С легкого ли мяса,
С сырого печеня,
Снутри живота,
С ретивого сердца,
С белого тельца,
Стык частей,
Забытных костей,
С рабочих рук,
С лежалых ног,
Тут по мне, (неразборчиво)
Этому там - называешь имя - на пользу.

Если ребенок - то младенцу, если уже подростковый - то отрок, имя тоже, а старшему, в школу пойдет - это уже раб, вот.

И ранняя зарица,
Божья поможница,
Три раза вот эту вот молитву надо читать, а тода-
Ранняя царица,
Божья поможница,
Вечерняя зарица,
Божья поможница,
Дневная,
Полуденная зарица,
Ночная,
Полуночная зарица,
Божья поможница,
И придите, помогите,
Ну такому-то раба божья на пользу.
Не сама ж я собой,
Господа Бога на помощь призываю,
По сей час, по сей поры,
Чтоб не горел, не болел,
На доброе здоровье.
Росочка-росица,
Родная сестрица,
Девять вас,
Десятая я,
Чтоб от меня польза.

Вообще репертуар магических текстов у Марии Павловны весьма обширен, так как лечит она "вот от испугу, сглазу обращаются, рожа, рожа расхватит или ногу, или руку, или на лице бывает, рожа - страх. Бывает с сглазу рожа, или вот если нога болит, там гнойное какое-нибудь воспаление, там обязательно рожа приключается. Тода уже и врач: "Идите к бабкам. Это не наше заболевание". Приходится лечить. И на лице лечила, и на руках, и на щеке, и на ноге, много приходится" (1932, ж.). При лечении рожи используется "синяя бумага там, молитва, да это- надо синяя бумага или зеленая, ну просто цветная бумага, темная, тода пользуюсь тетрадями, обертки это самое, обложки. Ну мука надо, или мел, ну я муку ржаную тода, и прибинтовываю, и мочить нельзя, это самое, заговор заговоришь, заделаешь, забинтуешь и раз, и второй раз, и там третий. Т.е. надо муку, тода бумагу, и тут забинтовать, ну и молитву" (1932, ж.).

А молитвы все "разные, разные, разные. Да, и вот это - остановка крови тоже, это тоже отдельно, или на змеиный укус, тоже отдельно. Детская болезнь тоже отдельно, но я детскую болезнь так жалею, что не записала, вот - судороги у детей, забыла, как она называется эта... Маленьких детей бывает. Не записала, я только содержание знаю, что как-то три святых шли как-то по полю, три находки нашли - плащеницу, пеленицу и детскую болезнь. Стали думать и гадать - как ее разделять. Плащеницу - в храм божий снесли, пеленицу между собой разделили, а детскую болезнь по полю разнесли. Плащеницу - это Иисуса Христа, и одежда его. А болезнь по полю разнесли. А вот связи такой нет. Просто так содержание, это не приходилось мне лечить. <...> Некоторые я наизусть не знаю, так тоже, это самое, пробовала вот так читать даже. Читать - и тоже помощь (1932, ж.).

Обращаются к Марии Павловне, по ее собственным словам очень часто, ее пациенты живут и в Москве, и в Петербурге (при этом не бахвальство; о чем, кстати, говорят и ее односельчанки: "Да, говорят, что помогает. Но она, говорят, сильно никому ничего не говорит, только вот по знакомству может помочь. Сильно она это не говорит", но как откажешь, "ведь просят же люди"). Она много и охотно рассказывает о тех случаях, когда ей удалось кому-нибудь помочь:

"А был так случай: на работе, я в хирургии работала, привезли, это самое, со змеиным укусом. Мое дежурство. В руку змея укусила, руку расхватило до локтя - красная, горит, капельницу назначили. И он лежал один в палате, еще там старичок лежал слепой, я говорю: "Что вы к бабке не обратились? Змеиный укус, - говорю, - бабки очень лечат". Он говорит: "А я никого не знаю. Я с Великих Лук. - Он был в подшефном колхозе там, и пошли в бруснику. И говорит: как укусила змея, меня начальник быстренько скорую вызвал - и сюда". Я говорю: "Ну давайте я попробую вам заговорить". Пока капала, тетрадь, или сбегала я домой, больница ж рядом, заговорила я ему так с вечера, работала сутки, у нас летом отпуска давали, сутками работали, так с вечера заговорила, утром заговорила, говорю: "Ну как?" а говорит: "дальше уже не идет и не стало так ломить", говорю: "Ну поправитесь". И ушла и двое суток не приходила, мы после суток двое дома отдыхали. Прихожу уже через двое суток - он уже выписался. А так, а так, мы как змеиный укус, ой, да капельницей-капельницей, лечим-лечим, можа, неделю, и больше, капаем, она вначале посинеет-то, пожелтеет, ой я, наверное, недели две лежат" (1932, ж.). Особенно часто ей приходилось лечить детей.

Кроме непосредственно текстов заговоров, от Марии Павловны были записаны правила магического этикета, тексты календарной обрядности, рассказы о колдунах и вообще масса всего интересного. Но об этом как-нибудь в другой раз. Закончить же статью нам бы хотелось следующим высказыванием наших информанток (несомненно, наводящим на некоторые размышления): "Ну ведьма - это типа Бабы-Яги, это ходит там... Типа колдуньи, которая привораживает... <...> У нас так звали. Которая привораживает" (1933, ж.; 1933, ж.).

Примечания

  1.   При написании статьи были использованы материалы полевой экспедиции 2000 г ., проведенной в Усвятском районе Псковской области (Фольклорный архив филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета). Интервью проводились О.А. Кадикиной, Е.А. Дубровской, Е.А. Мигуновой. После цитат в скобках указывается год рождения и пол информанта.
  2.   В. Я. Пропп. Морфология <волшебной> сказки. Исторические корни волшебной сказки. М., 1998. С. 428
  3.   Характеристика собирателя (из полевого дневника - см. Фольклорный архив)