<< Веселова И. С. Нарратология стереотипной достоверной прозы.

Рассказ является концентратом общего знания традиции в разнообразных сферах - стереотипных ситуаций, тем, матриц коммуникации и повествования, решения социальных, психологических и коммуникативных задач. Основное внимание уделено нарративам, имеющим установку на достоверность и стереотипность формы и содержания (мемораты, personal experience stories, биографии, мемуарная литература, массовая периодическая печать).

В результате анализа текстов на разных уровнях (синтаксическом, семантическом, прагматическом) выявляется структура общепризнанно "слабоструктурированных" текстов и поле их функциональности. Выявленные общие структурные признаки текстов можно использовать в качестве дифференциальных для составления типологии жанровых комплексов городской достоверной прозы. Исходя из общих принципов структурной нарратологии и прагматического анализа речевых высказываний, был выработан алгоритм описания и анализа современных нарративов. Проведенный анализ позволил описывать тексты через систему дифференциальных признаков. Также в результате анализа была предложена типология жанровых комплексов современной городской несказочной прозы. В современном городе в модифицированном виде практикуются известные способы трансляции общего знания: ритуальные (индивидуальные и общественные), обрядовые, вербальные. Рассказ представляет собой вербальную форму трансляции общего знания и отвечает таким качествам как повторяемость, вариативность и безавторство (псевдонимы, скрытое авторство).

Наиболее значима для нашего исследования структура personal experience stories В. Лабова. В аморфной речевой массе историй из личного опыта американскому этнолингвисту удалось выявить следующие повторяющиеся эпизоды:

Резюме (summary) служит "наживкой" в разговоре: если собеседники согласятся с предложенной темой, рассказывание санкционируется аудиторией;
В Расположении (setting or orientation) указываются место, время и участники события;
Осложнение (complication);
Развязка (resolution);
Кода (coda) возвращает из времени рассказа к моменту рассказывания;
Оценка (evaluation) выражается "прямым утверждением, лексическим усилением, приостановкой действия или повторением, символическим действием или суждением третьего лица" (Labov, Waletzky 1967, 32 - 41).

Недавно опубликованный критический анализ философии нарративной формы А.А. Олейникова основан на материале исторического (историографического) дискурса, достоверного по своей установке. Поэтика этого дискурса изучалась, в частности, Х. Уайтом. "Историку противостоит настоящий хаос уже состоявшихся событий, из которых он должен выбирать элементы для своего рассказа. Он создает его, включая одни события и исключая другие, выделяя одни и затемняя третьи. Этот процесс исключения, выделения, подчинения проводится им ради создания рассказа определенного рода. Это и означает, что он "осюжетивает" свой рассказ" (H. White цит. по: Олейников 1999, 12). Сюжет в таком общем смысле есть N-ная степень рефлексии над действительностью, а не композиционный прием. Операции "связывания" вполне применимы и к достоверному, структурированному из жизненного материала повествованию (устный рассказ, биография).

Можно предположить, что в нарративах используются различные принципы связывания и осмысления событий (как отрезков движения сюжета) помимо "героецентрического". Например, временной принцип связывания событий как доминирующий использует хроника (биографии , летописи и пр.), пространственное соположение - путеводители, причинно-следственные цепочки - толкования. Достоверный текст создается в результате рефлексии над жизненными наблюдениями. Процесс "осюжетивания" можно схематично представить следующим образом: от неде-лимого жизненного континуума (1) к выделению и отбору событий - фабула (2), связыванию и экзегезе событий - сюжет (3), наконец, к материализации в конкретно данной нарративной форме (4).

Единицей, которой оперируют все определения нарративов, является событие. Как уже говорилось, событием называется любое нарушение нормального течения жизни ("событие есть пересечение семантической границы" - Ю. М. Лотман). Для устного рассказа характерно неразличение события жизни и события текста, поскольку текст присвоил себе право называть событие событием. "Пока происшедшее не получило названия, оно не может быть идентифицировано как событие" . Поскольку понятие события тесно связано с нормой, оно социально. В зависимости от того, каков характер нормы социума, событиями в нем будут считаться совершенно разные происшествия, и идентифицироваться тоже будут по-разному. Так, атеист не заметит капли влаги на иконе, а для верующего мироточение будет событием, называемое "чудом". Неудачи при строительстве в нашей обыденной жизни в зависимости от исхода считаются или неприятностями, или несчастными случаями, но в так называемой Культуре 2 (В. З. Паперный), эти происшествия однозначно классифицировались как "вредительства". Итак, события "вырезаются" из жизненного континуума в соответствии с мировоззрением человека, который излагает эти события. Поскольку мировоззрение формируется под воздействием коллектива, то отбор событий есть факт причастности коллективу, общему знанию.

Следующим этапом формирования устного рассказа является связывание событий в сюжет. Одним событиям придается в тексте значение начала (завязки), другим - финала сюжета. Концепт сюжета в нарратологии связан с фигурой героя. Цели, задачи и желания, потребности героя оформляют начало повествования, а их реализации/нереализация составляет его финал. Недостача и ее восполнение согласно В. Я. Проппу суть начальная и конечная точка движения героя. Героецентричность лежит в основе классических определений сюжета (В. Б. Шкловский, Б. М. Эйхенбаум, Ю. М. Лотман). В то же время большая часть неавторских (стереотипных) рассказов отличается пассивностью человека, события в них происходят вне воли человека. Человеку, в лучшем случае, предназначена роль интерпретатора. Таким образом, выделяются сюжеты с активным героем и сюжеты с пассивным героем (основным персонажем). В текстах с пассивным героем современных устных рассказов движение сюжета связано со способом интерпретации событий, выстраиванием их в причинно-следственные отношения. Человек обращает внимание на событие, нарушающее течение обычной жизни. Случайное нарушает равновесие мироустройства, восстановить которое можно объяснив его, т.е. придав статус закономерного. Таким образом, имеющемуся финалу подбирается в прошлом причина (завязка). При этом законы связывания причины и следствия обусловлены не личным выбором рассказчика, но общим знанием традиции. Характер каузальности фольклора принципиально отличается от строгой логической каузальности. Формирование событийного ряда и интерпретации происходит параллельно. "Осюжетивание" с пассивным героем может происходить не только на основе причинно-следственных связей, но и на основе хронологической последовательности (воспоминания), пространственной соположенности, ассоциативной связи (рассказы сновидений). Выделение в текстах устных рассказов событий и определение способа их связывания дает возможность разделить весь корпус текстов на группы по основному способу связывания событий в тексте на несколько групп. Наиболее многочисленная группа, - тексты с пассивным героем - причинно-следственные по характеру связи событий. Особую форму причинно-следственных текстов составляют т.н. "неоконченные" сюжеты, в которых опускается (подразумевается) одно из звеньев причинно-следственной цепочки. Тексты современных устных рассказов с активным героем укладываются в традиционную сюжетную схему с героем-действователем. Последовательность изложения в фольклорных текстах этого типа прямая.

1. К причинно-следственным относятся тексты с пассивным героем, ретроспективно связывающие события: от финального события-следствия к инициальному событию-причине. Способ интерпретации зависит от точки зрения, вернее, мировоззрения рассказчика и слушателя. Интерпретация производится через отсылку к картине мира, общей для рассказчика и его аудитории. К причинно-следственным относятся те тексты, которые в фольклористике принято называть мифологическим рассказами, быличками, легендами, этиологическими преданиями, рассказами о снах. "Неоконченные" нарративы - тексты по своей структуре, связанные с причинно-следственными: имеется событие, чреватое интерпретацией, но следствие или причина лишь подразумеваются. Эти тексты могут быть свернутым в формулу "напоминанием" о легенде или предании (этиологические формулы) - тогда опускается причина. В обладающих идентичной структурой сплетнях, слухах, толкованиях сновидений "чреватость" события разворачивается не в прошлое, а в будущее - тогда подразумевается следствие.

2. Повествования с активным героем построены по классической сюжетной схеме, основанной на действиях героя, преодолевающего "семантическую границу" (этот способ связывания событий в дальнейшем называется "героецентрическим"). Основную конструктивную задачу выполняет семантически пограничная ситуация. Поскольку действующим лицом является человек, то и события располагаются в сфере "юрисдикции" человека: например, этического выбора или преодоления социальных, идеологических, бюрократических преград. Подобные сюжеты ориентированы на литературу и склонны к домыслу: это - исторические предания, близкие к историческому анекдоту, байки, мемуары о выдающихся личностях и т.п..

События отбираются и соединяются в сюжет посредством эксплицированной в тексте или подразумевающейся (пресуппозициональной) связки. Н. Д. Арутюнова утверждает: "Предложение организовано принципом тринарности, а не бинарности. Предложение объединяет три элемента: субъект, реализующий денотативное значение, предикат, несущий значение сигнификативного типа, и копулу, выражающую истинностное значение. Копула тем самым соединяет гетерогенные сущности - денотат и сигнификат (предмет и понятие, мир и человека)" (Арутюнова 1980, 358). Нет препятствий, чтобы экстраполировать это утверждение с предложения на текст. Рассматриваемая Н. Д. Арутюновой форма связки носит истинностное, фактообразующее значение. Чем является связка, организующая события в фольклорном тексте - позицией утверждения, веры или знания?

Точка зрения, или мировоззрения, определяет семантику текста. Изучение ментальных стереотипов (в рамках фольклористики, психологии, антропологии, этнографии, социальной истории) возможно только при наличии материализаций этих стереотипов. Имея дело с материальными формами (вещественными или словесными), исследователи пытаются вывести субстрат, лежащий в основе семантики объекта. Методики выявления этих субстратов, как и качества объектов применения методик, в гуманитарном знании разнообразны. Итак, в разных текстах (акциональных, вербальных, материальных) общие презумпции коллектива проявляются по-разному. События, их интерпретации и связующие элементы задаются общим знанием традиции. Структура поддерживается смысловым единством. Выявление компонента текста, отвечающего за его подключение к общему семантическом полю традиции, является необходимым механизмом анализа как фольклористики, так и антропологии. Для фольклорного текста наиболее удобной аналитической единицей служит мотив (Б. Н. Путилов, С. Ю. Неклюдов), для поведенческого - символ (Т. Б. Щепанская) или сценарий "игры" (Э. Берн), массовой культуры - культурный императив (С. Б. Адоньева).

"Связкой" в устных рассказах с активным героем является герой-действователь. Он нарушает, по определению Ю. М. Лотмана, семантическую границу, разделяющую пространство текста на два семантических подпространства. В классических фольклорных текстах это определение имеет прямое значение: пространство текста действительно делится на чистое и нечистое, свое и чужое. В текстах современных баек и исторических преданий, семантическое пространство имеет метафорическое значение. Граница чаще лежит не в реальных пространственных координатах, а в области этических или культурных императивов.

В причинно-следственных текстах сюжетной связкой событий служит способ интерпретации, мировоззренческая установка рассказчика. Его основой может быть этическое правило, представление о причине появления каких-либо объектов действительности - этиология , верования и приметы и пр. Связка фокусирует семантическое значение рассказа. Жанровый регистр рассказа зависит от характера связки. Вера в Божественное провидение и промысл интерпретируют события в чудесах, представление о существовании иных миров - рассказы об НЛО, полтергейсте и пр., вера в ведьм - истории о сглазе и порче.

Стереотипность семантики в нарративах облекается в форму этических правил, верований, примет и т.д. Эти блоки стереотипности, в которых выражается мировоззрение рассказчика, мы называем сюжетными связками. Связки организуют события текста в последовательность изложения, определяют регистр повествования. Связка в исследуемых текстах может быть:

этической (этика как система регламентаций отношений между людьми);
мифологической (мифологические представления и верования, регламентирующие отношения между миром людей и миром "духов"),
религиозной (религия как система, регламентирующая отношения человека и Бога).

Пространственно-временные координаты повествования также отражают "картину мира" рассказчика. Анализ пространственно-временных отношений в причинно-следственных текстах-меморатах показывают, что точки пространства являются не столько сюжетообразующими, сколько контактными для аудитории и рассказчика. Посредством указания или уточнения личных пространственных координат, приведения их к общему знаменателю организуется почва для взаимодействия во время рассказывания. Причинно-следственные мемораты отличаются определенно-личным хронотопом: это пространство частной жизни и время частных событий.

Кроме мировоззренческой позиции рассказчика семантику повествования определяет характер пространственно-временных отношений в тексте. Время и пространство в меморатах, биографиях, случаях характеризуется как определенно-личное. В легендах и преданиях, байках и исторических анекдотах время и пространство имеют общественную значимость, отражают систему ценности коллектива. Таким образом, отдельные жанровые группы отвечают за различные отрезки и моменты моделирования пространственно-временных отношений современного человека.

Для верифицируемого прагматического анализа важно обнаружить экспликации установки на достоверность в самом тексте. Имея в виду, что "риторический уровень организации текста есть структурная экспликация прагматики этого текста" (Адоньева 1998, 77), необходимо обратить внимание на риторические элементы структуры текста - так называемые "ошметки языка" (вводные слова и предложения, интонация, частицы, дейктические элементы) (Падучева 1996, 224). Прагматический анализ построен как на внетекстовой характеристике его участников и ситуации произнесения, а также на внутритекстовых показателях иллокутивных намерений рассказчика, выявление которых строится, по словам лингвистов, на различных "ошметках" языка - вводных словах, междометиях и пр. О перлокутивном эффекте рассказа можно судить по реакции собеседника, которая может последовать сразу, а может отстоять во времени от момента рассказывания. Реакция выражается в ответной реплике, рассказе, воспроизведении прослушанного или в действии, совершенном в результате принятой и разделенной пресуппозиции текста.

Общепринято, что достоверность текста доказывается указанием времени, места и участников, но таким образом доказывается только реальность события. Рассказчику важно доказать не только факт события, но и убедить в своей интерпретации. Градация веры в стереотипное знание была предложена О. В. Овчинниковой на примере актуализации традиционных представлений и верований в современных культурных моделях. По мнению исследовательницы, к верованиям можно апеллировать при помощи прямой цитации, негативной цитации - негации, ослабленной негации, и цитации с рациональной мотивировкой - рационализации. Ту же градацию с некоторой корректировкой можно проследить и в нарративах, особенно в причинно-следственных. В них может доказываться достоверность и событий и интерпретации.

Веру в интерпретацию можно подтвердить прямым и непреложным утверждением: "Я так верю", "Я так считаю". Утверждение имеет целью убедить слушателя в интерпретации. Перлокутивный эффект может выражаться в согласии или отрицании. В случае согласия собеседники объединяются на основе подтвержденного общего знания.

Такой же механизм взаимодействия работает, когда говорящий "не комментирует" ни интерпретацию, ни события, в чем выражается не только непреложность его уверенности, но и "доверие" слушателю. Градус интеграции в этом случае выше, чем в первом. Негативная оценка (негация) как событий, так и интерпретаций редко может стать основой для наррации. Негация скорее возможна как реплика в беседе или как предварительное испытание собеседника. Чаще всего уверенность (в фольклористике именуемая достоверностью) или сомнение проявляется в т.н. операторах неуверенной оценки. Большинство рассказчиков и авторов демонстрируют ослабленную негацию, что выражается в применении дискурсивных словимпрессивов типа кажется, видимо (сомнение в перцептуальной информации) и слов-квотативов говорят, слышал, будто (сомнение в источнике информации). Квотативным значением также обладают обороты ходили слухи, по легенде и пр. К последнему типу примыкают и фольклорное обозначение нарратива говорящим как байки, слуха, сплетни (т.е. текста сомнительной достоверности) - Хочешь, расскажу тебе байку. Слова-квотативы демонстрируют нежелание говорящего брать всю полноту ответственности за произносимый текст. Ответственность за интерпретацию передается некоему индивидууму (друг моих друзей) или обществу (которое говорит, от которого слышал). Искренность рассказчика, пользующегося подобными вербальными "масками", значительно ниже. Он предлагает вариант интерпретации, но сама эта интерпретация для него не жизненно важна. Возрастает значение фатической стороны общения. От слушателя ожидается реакция на предложенную интерпретацию, но интеграция говорящий-слушающий на базе такой интеракции слабее.

Все эти приемы отражают отношение говорящего как к тексту, так и к слушателю, для которого этот текст произносится. Таким образом, можно судить о его целях, каковыми могут быть убеждение, развлечение, объяснение.

Точку зрения слушающего выражают его ответные реплики - согласия, отрицания, сомнения. О достоверности истории (оценка слушателя, а не говорящего) можно судить, например, по реакции на стимулы-названия нарративных форм, представленные в "Русском ассоциативном словаре". По материалам словаря анекдот, байки, сплетни ассоциируются в речевой практике носителей языка с враками, пустым, брехней, в то время как стимулы история, случай, сон, рассказ не вызывают таких реакций.

Ситуация рассказывания. Рассказывание историй происходит во время разговора, или налаженного "коммуникативного коридора" (термин С. Б. Адоньевой). Рассказывание вообще, а тем более рассказывание фольклорных историй, есть не только сообщение информации, но и манифестация жизненного credo. Обмен рассказами демонстрирует высокую степень открытости собеседников. Разнообразным ситуациям межличностной коммуникации (семьи, молодежной "тусовки", встречи одноклассников, распития пива в пятницу вечером и пр.) соответствуют специфические темы разговоров и репертуар нарративов.

Возможность и характер общения, в том числе и рассказывания, зависит от нескольких факторов. Во-первых, от продолжительности и "ответственности" коммуникации собеседников (время совместного пребывания в поезде, срок туристической путевки, длительная семейная жизнь). Во-вторых, от фактора активного/продолжающегося или пассивного/"законсервированного" общения собеседников. Например, вечер воспоминаний одноклассников обречен на обращение к раз и навсегда зафиксированному уровню "общего знания", что и определяет ограниченный репертуар нарративов. Общение на протяжении жизни друзей может переходить с одного статусного уровня на следующий - от подружек-подростков до подружек-бабушек. В-третьих, от мировоззренческой позиции рассказчиков - чем больше точек соприкосновения, моментов разделенного опыта, тем больше возможности о чем-то рассказать друг другу.

Роли участников (ведущий, поучающий, внимающий, читатель) зависят от половозрастного и социального статуса собеседников.

К прагматическим характеристикам также относятся функциональные показатели текстов. Функция или набор функций текста зависит как от степени достоверности текста, так и от внетекстовых характеристик (отношений рассказчика и слушателя, их социальных и половозрастных статусов пр.).

Рассказчик идентифицирует себя как члена определенного социума, тем самым называя себя (идентификационная функция). Еще одной социальной функцией является репрезентативная - в ситуации знакомства, когда оба собеседника готовы к взаимодействию, и обмен рассказами есть обмен "верительными грамотами". При помощи рассказов рассказчик как член социума обучает "неофитов" общей этике и системе ценностей (дидактическая функция) и регулирует внутренние и внешние отношения социума (регулятивная функция). Ценности общества проецируются (через событие-медиатор) на пространство, в чем выражается ориентационная функция текста. Социологи обращают внимание на функции "совместного обдумывания" и "сравнения опыта" рассказов в критической ситуации (Shibutani 1966) - психо-терапевтическая функция. Прогностическую функцию принято считать доминирующей функцией слухов и толков. Финал, событие-следствие этих текстов направлено в будущее, но текст есть реакция на событие-причину в настоящем (ближайшем прошлом). Помимо прогностической функции (реакция на которую выражается в действиях - например, немедленной закупке продовольствия при слухах о скором их подорожании), эти тексты выполняют психотерапевтическую функцию. В большей или меньшей степени рассказы выполняют развлекательную (фатическую) и информационную функции.

Таким образом, в результате анализа прагматических характеристик были выявлены следующие группы функций:

социальные (идентификационная, дидактическая, регулятивная - трансляции опыта, в том числе ориентационная);
психологические (психотерапевтическая, прогностическая);
коммуникативные (развлекательная, информационная).

В аналитической части речь идет об ином, нежели устное, "агрегатном состоянии сообщения" (С. Ю. Неклюдов) - печатном. Материалом послужили публикации в так называемой "желтой" прессе. Сходство подобных газет и повествовательного фольклора заключается в неофициальности информации, удовлетворяющей непосредственный интерес потребителей. В работе я анализирую содержания и структуру повествования в публикациях газет "Оракул", "Тайная власть", "Клюква", "Комсомольская правда", "Скандалы", "Новая страшная газета", "Петербург-экспресс", "Мегаполис". Цель анализа - выявление функциональных особенностей газетных заметок с традиционными (или похожими на традиционные) сюжетами. Современный горожанин, переживая, а вернее, сопереживая встречу с мистическим в газетной статейке, справляется с этим посредством рационализации. Квазинаучные объяснения происшествия, как и мнения экспертов, вписывают таинственное в картину мира современного человека. Квазинаучные истолкования - самый популярный и доступный современному человеку способ переживания этого столкновения. "Желтая" пресса использует как наиболее продуктивные матрицы рассказывания представление о проявлениях отрицательной и положительной энергии в обыденном мире, о человеке как о пассивном получателе информации.

Специфика газетных заметок состоит в том, что большую ценность приобретает информация как таковая. Если собеседникам в разговоре важно интерпретировать происшедшее, а уж потом обсудить способ интерпретации, то "пишущему" хочется поделиться мистическим и непонятным с единомышленниками. Рассказчики-персонажи, читатели готовы стать получателями информации (активными или пассивными), которая воспринимается как положительный или отрицательный результат. Предлагая способ истолкования информации о событиях (апелляция к "научному" знанию), желтая пресса преимущественно не берет ответственности за факты и интерпретации, не показывает модели поведения, следовательно, исключает дидактическую функцию из целей повествования. Происходит трансформация текста в развлекательный по преимуществу. Доминирование развлекательной функции нейтрализует действие всех остальных (прогностическая, психотерапевтическая, идентификационная). Активизироваться эти функции могут при обсуждении публикаций. Тогда собеседники выносят суждения, соглашаются с интерпретацией или отрицают ее. Таким образом, современные газетные заметки "о необъяснимом", синтаксически похожие на устные рассказы, существенно отличаются от них функционально.